Часть 3. Глава 1.

Автор: НИИ Центр Упреждающих Стратегий www.salvatorem.ru

   Борис Викторович Маков

   Виталий Иванович Видяпин

АРХИВ ИСТИНЫ

ИСТИННАЯ СУТЬ И СУЩНОСТЬ ВЕРЫ И ЗНАНИЯ,

КАК ПРЕДТЕЧЕ СТРАТЕГИИ ПЕРЕХОДА ИХ В ИНОЕ СОСТОЯНИЕ

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

Возникла потребность прикоснуться к сложившимся сложнейшим, чаще не определенным или противоречивым, но устоявшимся понятиям в духовно-светском и научном восприятии сути и сущности таких состояний, как вера и знание. Не следует воспринимать возникновение необходимости рассмотрения этого вопроса, как некоего душевного стенания, ибо причинность этому гораздо выше и сложнее. Более того, границы этому, – далеко за пределами воли и возжелания людей. Ранее в исследованиях мы определились о состоянии бывшего программного управляющего воздействия, имевшего сокрытую недосягаемость в осознании даваемой извне объективной действительности, независимо от национальных, географических и иных различений среди людей. Это, в первую очередь, незримо играло определяющую роль в целевой ориентации состояний, как веры, так и знания.

Выражая не личное желание, а объективное осознание истребования сложившимися обстоятельствами в необходимости перехода на иное управляемое исполнительское состояние более высокого порядка со стороны нового программного процесса, предначертанного рамками нового Вектора Цели, нам попустило исследовать и изложить для суждения информацию о сокрытой части прошлых исполнительских состояний, формировавших веру и позволявших обретать декларируемое Системой знание, как некое проявление, сопровождавшее людей повсеместно в процессе осознанного воплощения действий и событий по организации их совершенствующегося бытия, воспринимаемого ими как развитие.

Вопрос, сам по себе, весьма трепетный, чрезвычайно ранимый и тонкий, не только в смысле индивидуального многообразия в суждениях о смысле и целях жизни или ассоциированных объективных осознаний, представляемых в прошлом, как в универсальных, так и уникальных общепринятых понятиях о вере и знании.

В прошлом, большинство устоявшихся понятий о вере чаще пытались связывать с религиозной сферой и это вполне объяснимо, ибо значимость последней была существенна в сути и сущности организации и построения конструкций бытия людей на протяжении длительного исторического периода. Осознавая это, мы постараемся большее внимание уделять именно этой традиционно сложившейся привязанности людей в наших суждениях, в том числе и о противостоянии веры и знания.

Относительно религиозной сферы, – по какой-то никем необъяснимой причине и по сей день не возникала инициация в вопросах проявления причин обретения непоколебимой устойчивости апофатического состояния, т.е. никогда непостижимого, неприступного и непознаваемого состояния относительно главного объекта религиозного верования, – самого Божественного начала. Как и почему удавалось тысячелетиями поддерживать состояние веры на базисе догм, декларированных разными конфессиями через заветы или уникальные разделенные религиозные формы никем недосягаемой неопределенности, позиционируемой ранее через строго различимые сценарии служения, тайные или публичные ритуалы, процедуры и мистерии, канонизированные правила поведения, неукоснительные обязательства или строго ранжированные повинности и общения. Почему и каким образом удавалось удерживать, якобы, осознание неизменной тысячелетиями декларированной нематериальной «объективной действительности», как бы существующей где-то за пределами окружающей нас реальности, т.е. в неких безмерных и недосягаемых нами «небесах», несмотря на открывшиеся технологические возможности проникновения в ту самую среду? Это, относительно суждений о вере, на базовой платформе религиозной философии.

А со стороны сферы научного познания, что заставляло верить в незыблемую устойчивость научных догм, опытового подтверждения которым до сих пор не существует, особенно в случаях, когда умозрительного или материально воплощаемого подтверждения этому пока или вообще быть не может. Вполне достаточно обратиться к сути большинства принятых в науке единиц измерения, какой физический смысл их обосновывает, какова истинная причинность в миропонимании под таковую их суть подведена, почему нас так безумно завораживают кем-то установленные условные численные или смысловые индексы и константы. Ныне в большинстве ассоциированных научных мнений публично звучит нота сомнений в праведности части прежних базовых догм или констант, даже в области фундаментальных наук, этому примеров вполне достаточно.

Неоднозначно сложилась судьба и в других областях познания, большинство ранее устоявшихся и незыблемых научных мнений и теорий их сферы просто рассыпаются. Примеров, особенно в области социальных и с нею связанных  наук, вполне достаточно, а исторических парадоксов особо выискивать не требуется, но и это не следует рассматривать как лишение рассудка, т.к. мы уже ранее утвердились, что в поведенческой истории людей ошибок нет. Значит, они создавались чем-то и для чего-то, вне воли и желания людей, и управлялись с помощью чего-то.

Может, некое безумие действительно могло овладеть людьми и большая часть из них настолько наивна или глупа, что им вполне достаточно декларированной сказки о «светлом коммунистическом будущем» и они сразу будут готовы свято уверовать в это, жертвуя миллионами равных себе, в безумстве и плену неопределенных иллюзий двигаться пятилетками в никуда, отстраивая заводы, города, каналы, дороги и многое другое на костях своих бывших товарищей. Но развеялась и эта сказочная вера через уста «глашатаев перестройки» и обрядилась неустойчивая душевная наивность народа в иной жупел, – немедленно обрести какую-то свободу, даже, неважно какую и для каких жизненных целей. Проявилась новая туманная вера, забившая головы людей дурманом несуществующей свободы против свободы, – либеральная демократия, устремившаяся немедленно разрушить все ранее обретенные социальные конструкции и устои бытия людей, изменить и присвоить базис ценностей узким кругом исторических авантюристов и пустить народ на путь целевого ликвидационного не выживания. Какой последующий дурман следует ожидать и через какую суть очередного проявления веры, когда же прекратится верховенство детской наивности над истинным осознанием объективной окружающей действительности, как не допустить таковое в будущем?

Что может такого особенного происходить с Планетой, может действительно проще все списывать на некие невидимые солнечные плазмоиды, периодически «злую улыбку» с Сатурна или неудачные бури на Марсе, – все равно никто проверить не сможет, и этим прекратить противостояние веры и знания, да и объединить их на общей управленческой стезе во имя какого-нибудь заказанного материального блага, ибо на всех такового блага все равно не хватит.

Но это только всего лишь часть веры, с которой в практическом преломлении обретаемой сути и сущности бытия чаще сталкиваются люди, осознанно или интуитивно воспринимая ее, как потребность или, как неизбежность или, как некую судьбу, избранную индивидами добровольно или принудительно. Об этом на протяжении  тысячелетий мыслители от философии, теологии, фундаментальных и общественных наук оставили не малую твердь, как бы нерушимых утверждений, порою возводя их даже в рамки канонизированных установлений во все века. Но во всем ли этом есть истина, ибо сказана она всего лишь самими людьми, или проявленная через них.

Осознавая всю сложность происходивших программных процессов (Часть 1 и 2), возникает вполне обоснованный вопрос, – была ли возможна какая-то иная форма проявления и удовлетворения потребностей в вере и знании, если это управляемое программное состояние? Может быть, это было возможно осуществлять как-то по-другому.

К примеру, в религиозной сфере, возможно ли было удовлетворять религиозные духовные потребности без строительства специализированных сложных сооружений, организации специфичных процессов ритуальных служений и мистерий. Если невозможно без таковых обойтись, то какой особой конструкции должны быть возведены  сооружения и с какими физическими информационными процессами эта конструктивная особенность связана, должна ли конструктивность сооружений быть одинакова для всех конфессий, что в физической энергоинформационной основе своей определяют эти особенности и где целесообразно размещать такие сооружения, каковы обязательные сценарии мистерий и ритуалов должны производиться при этом и в какие моменты времени года и времени суток?

Если это действительно устойчивая и необходимая потребность, то каким образом вообще возможно было ее удовлетворять, не предоставляя в явном виде умозрительное созерцание самого Всевышнего предмета религиозной веры, т.е. Бога, посредством которого и должно происходить удовлетворение таковой духовной потребности? Вопросов по этой части должно было бы возникать много, но почему они не возникали столь длительное время, кто и каким образом гарантированно удерживал людей от этого?

И наконец, какими особыми функциями должен быть наделен мозг индивидов, принимающий познавательную или управляющую информацию, для того чтобы без искажений осознавать некую особую предоставляемую извне объективную действительность, инициирующую в дальнейшем субъективное устойчивое поведение и строго ориентированное исполнительское действие индивида, обеспечивающее в нем определенное состояние веры, знания или то и другое одновременно?

Если бы это было все так просто и зависимо от воли и желаний людей, то состояние части веры, связанной с религиозной сферой, наверное, не смогло бы удержаться тысячелетиями в таком устойчивом воплощении, пусть даже с переменным успехом, особенно, в наше время, безграничного по плотности и тематике информационного открытого доступа.

В противоположность этому, есть убедительный исторически краткий пример, – веры в светлое коммунистическое будущее, которое, несмотря на временный ошеломляющий фанатизм, проскочило мгновением, как ранний весенний цвет и исчезло пустоцветным бесплодием. Это не означает, что могут существовать какие угодно временного характера тематические веры, ибо тот, кто пытается так утверждать, и уверен в случайности, – тот глубоко ошибается. Значит, это был какой-то процесс единого управления вне воли и желания людей, происходящий в строгих рамках программного сценария с четко выверенными целевыми ориентирами и заранее обусловленными целевыми обстоятельствами для какого-то практического преломления, как неизбежность и последствие. Тогда, что же такое вера и знание, если это бывший управляемый процесс и каковыми они предстанут в будущем?

Ныне уже более чем очевидно, что все было гораздо сложнее и недоступнее для людей, чем пытаются публично или скрытно объяснять, как противники, так и сторонники различных религиозных конфессий с источающими от них религиозными догмами, а равно и проявленными учениями из сферы науки. Такое разночтение, взаимное непонимание, а иногда и не восприятие друг друга, вызвано только одной причиной, – люди были полностью изолированы от истины и сути самого управляемого процесса. От них было сокрыто все, что связывало их с верой и знанием, а сам процесс был едино управляемый, но не взаимно дополняемый по каждой из его частей. Более того, как мы утвердились в Части 1 и Части 2, процесс этот был связан с вещным применением людей, но не для или ради них.

Определиться в истинных понятиях, исследовать проистечение самого процесса энергоинформационной диалектики состояний по этапам развития генотипов мозга, касающихся веры и знания как таковых, уяснить нынешние текущие их состояния, а также огранить сферу предстоящих изменений, диктуемых новыми рамками Вектора Цели будущих явлений, действий и событий, – такова целевая установка нашего исследования.

Мы не позиционируем преимущества применяемой нами новой методологии и метода исследования на базе энергоинформационной диалектики, хотя она применяется впервые, но иным путем указанные исследования и рассуждения вообще невозможны. Оставлять веру и знание в нетронутом состоянии недосягаемости, как это было ранее декларировано присносущным их состоянием, невозможно и недопустимо.

Также невозможно и отмежеваться от рассматриваемой нами тематики. Человечество будет овеяно новым исполнительским состоянием и обретет его неминуемо, но совершенно на ином уровне познания, с иными целями состояния веры, как процесса удовлетворения потребностей в его принципиально новой духовной сфере, ориентированной на гармонию с Всевышним Разумом, обретая более сложные функциональные наделения. Рассматриваемая нами стратегия перехода в иное состояние духовности в целом, определившая частные рамки нашего исследования, равновеличественна наряду с другими, ранее рассмотренными, и является частью базовой основы при формировании принципиально новой идеи. Этим и определяется необходимость ее исследования и практическая значимая важность.

ГЛАВА 1. ВЕРА И ЗНАНИЕ, – ДУАЛИЗМ ИЛИ ПРОТИВОСТОЯНИЕ В СОВРЕМЕННОМ НАУЧНОМ, РЕЛИГИОЗНОМ И СВЕТСКОМ ВОСПРИЯТИИ

Издревле и по нынешнее время, никакой научной догмой не объясненная уникальная дарованная способность людей излагать некоторую часть своей мысли через речевое обретение, приведена к такой не замечаемой современной обыденности в практике ее применения, что изначально вкладываемое смысловое определение слов начали терять или утеряли окончательно свою первичную рассудочность, следовательно, и истинность. Краткость и однозначность смысла, – есть сила и информационная чистота слова. Упрощение и «табулировано-профессиональная» лексика, требующая дополнительного сопровождения образными жестами из пантомимы, не определяет уровень рассудочности говорящего. Последнее, к великому сожалению, в нынешнее время более характерно в практике общения большей части людей на любом уровне и вне речевых и языковых границ.

Однако, предпримем вынужденные усилия и из привычной обыденности извлечем некоторые слова для их реанимации в прежнюю энергоинформационную силу явления и смысловую вложенную в них значимость, поскольку они ранее основопологали действенную ипостась базисной основы по определению конструктивного уровня и направленности бытия людей, влияли на характер его изменения в ходе развития цивилизации. Цель такового ограниченного нами действа заключается в демонстрации очищения от искусственно наносного смыслового современного навязывания в определениях, относительно «веры» и «знания», и придания им к их девственной истине дополнительной будущей смысловой нагрузки, в рамках изменяющихся программных процессов управления, а также для практического их применения при переходе познания на иной уровень.

Религиозная, светско-бытовая и научная современная обыденность применения слов «знание» и «вера» и производных от них «знать» и «верить», стали настолько постными и жаргонными, а порою совершенно без смыслового и «душевного» выражения, что внешним своим значимым проявлением действительно от противостояния они перешли в некую определенную фазу нынешнего униженного пассивного соглашательства. Но не бывает более опасных состояний, чем неоткрытое и неоткровенное соглашательство на уровне театрализованной формальной остаточной имитации – именно с этаким состоянием и имеет смысл разобраться.

Но, что под этим противостоянием ранее понималось, какой смысл в него вкладывался? Не подразумевалось ли, что в данном случае каждая противостоящая сторона имела в виду что-то изолированное свое, никак не связанное с противной стороной? А ведь, без четкого определения важнейших понятий о таковом состоянии, без выяснения их сокрытого и открытого соотношения, взаимосвязи, сходства и различения, невозможно говорить ни о каком мировоззрении, ни о каком последующем истинном мироосознании окружающей объективной действительности.

Сегодня как-то не принято придавать большое значение словам, особенно таковым, которые могут и могли ранее обозначать что-то общекоренное для единого определения сути бытия людей, нечто конкретное то, без чего нельзя извлечь ощутимой и истинной пользы в понимании окружающего нас мира, закономерностей всех проистекающих процессов, осознания цели и функций своего существования в целом.

Это могут быть именно ключевые слова и понятия, отражающие основу взаимоотношений мира и человека, понятия, которые не должны устаревать и менять свой смысл и свою ценность в зависимости от уровня совершенства познания и развития общества, а наоборот, только дополнять глубиной поэтапного их осознания, как таковых. Поэтому, не замечать, не думать о них, не обсуждать и не защищать глубинный явленный их смысл, – мы просто не имеем права.

Распространенная в наше время идеология «поступательного» прогресса человечества немало сделала для того, чтобы противопоставить друг другу веру и знания. Пропагандируемое мнение о совершенстве и вседосягаемости науки, уверенно утверждает, что вера – это следствие недоразвитости людей, пережиток их темной дикости, а с выходом на современный вездесущий информационный уровень цивилизации, вера неизбежно должна вытесняться точным знанием и, в конце концов, обязательно полностью отомрет. То есть, если вера считается признаком слабости и глупости, то знание – признаком силы и мудрости. Но возникает один незадачливый вопрос, – о какой вере идет речь, может быть и о вере в фундаментальную науку или незыблемую и нерушимую истинность научной обоснованности всего практического познанного, как такой же догмы? Тогда в чем смысл такого диктаторского насилия над осознанием их сути только с одной стороны?

Таким образом, все еще полагается, что вера – это обязательно только ложь, пусть красивая, приятная, допустимая, иногда даже нужная, но все-таки ложь. А знания – это, исключительно, твердь правды, пусть подчас горькой, разочаровывающей, коробящей, неудобной, в какой-то степени ограниченной, но именно, правды. И любые новые знания всегда представляют собой приближение к ней, освобождение от установленных кем-то рамок  иллюзий и лжи. Вера же допустима только одна – во всесилие, непоколебимость догм и безгрешность науки в «светлое устремленное будущее», которое эта наука всем нам скоро гарантированно обеспечит.

Совершенно естественно предполагается, что у древних людей было много веры и мало знаний, то есть они жили туманными заблуждениями окружающего природного естества, многого не понимали, руководствовались только какими-то внезапно возникшими ниоткуда инстинктами. В отличие от них, современные люди имеют много всесторонних знаний и мало веры, то есть они якобы понимают мир гораздо лучше своих предков и неуклонно приближаются к истинному знанию о мире, несмотря на бесконечность его величия и стремятся подмять этот мир под условия своей выгоды и нарастающего требования паразитирующего комфорта, уничтожая все окружающее вокруг себя естество. Такая вот абсурдная картина – по-своему ограниченно логична своим жестоким субъективизмом, поверхностно последовательная личностными интересами узкого круга лиц, даже в чем-то привлекательная для отдельных самовыдвиженцев и выскочек, но при всем этом довольно слабо соответствующая реальной действительности и ближе граничит с безумством и тупиком самоликвидации бытия людей.

Существует и другая позиция, зеркально противоположная первой. Ее придерживаются некоторые религиозные и квазирелигиозные учения. Они утверждают, что вера представляет собой неизменную, самодостаточную и всеохватывающую истину. А знания — это всего лишь бесполезные временные иллюзии, вредные заблуждения, опасная ложь, уводящая человечество от прямого и ясного пути веры в божественную истину, которая зиждется на Всевышнем первоначале всего и всея. И в идеале, нам надо решительно и бесповоротно отбросить всю шелуху оскомных знаний, осознать свои ошибки и вернуться к истинной чистой вере, только тогда весь окружающий мир обрядится в свое первозданное естество и приблизит нас к чистому Всевышнему Божественному началу всех начал. Тогда мы сразу станем значительно сильнее и счастливее, обретем духовную гармонию с Божественным естеством, а жизнь наша обрядится в состояние истинного служения Ему.

Как видим, оценки в данном случае меняются на противоположные, но безоговорочное противопоставление знаний и веры сохраняется незыблемо.

В этой связи, пожалуй, непременно следует согласиться с выразительным освещением сложившихся противоречий между верой и знанием, тонко и безапелляционно замеченных в своих исследованиях религиозным философом Бердяевым.

Не так давно еще «передовому» сознанию представлялся решенным и упраздненным древний спор знания и веры. Сама постановка этого вековечного вопроса производила впечатление анахронизма. Кто только не повторял контовского учения о трех фазисах развития и не пел победного гимна третьему, позитивно-научному периоду? Передовая интеллигенция всех стран переживала в юности пафос окончательной победы знания и безвозвратного поражения веры, а интеллигенция русская со свойственной ей склонностью к крайностям, со страстной верой пережила это поражение всякой веры и поверила в знание. Но за последние годы картина изменилась. Теперь отрицание веры и исключительное утверждение знания становится анахронизмом. Спор знания и веры вновь обостряется и требует пересмотра.

Так что же еще требуется пересматривать ныне, начинать очередной цикл контовского процесса спора о первозначности веры или знания в три фазы, а может быть целесообразнее прекратить эту безумную карусель противостояний. Очевидно, следует задуматься о базисных аспектах совершенно в другой плоскости этой же проблематики, а именно – почему сейчас все первоопределяющие устои, на которых ранее опиралась суть и сущность бытия, исходящие с платформы комплексных состояний веры и знания, вдруг начали разрушаться и конфликтовать с будущим? Гранение проблематики именно в таком смысловом направлении, конкретнее сориентирует нас на путь, не только очевидной, но и требуемой настоящим временем, актуальности.

В светских суждениях почему-то сложилось необъяснимое твердое убеждение, что нынешней эпохе попущено знамение под планидой «иного уровня богообретения». Указанное, несомненно, сразу нашло практическое отражение в суждениях во всех публичных и непубличных клановых кругах и уровнях. Более того, предпринимается весьма своевременно, на их взгляд, ряд конструктивных и реорганизующих действий в этом плане. Это происходит не только во всех религиозных конфессиях, но и во всей сфере современного административно управляемого познания. Не следует ли именно на это обратить более пристальное внимание. Факт уже обретенных изменений в этом направлении не требует доказательств. Но, тем не менее, для нас не представляет интереса информационно перегружать наши суждения обилием фактов светского или научного безумия в утверждении первенства веры или пошатнувшегося знания, а также обилием результатов передельного эгоизма и его проявленных пропульсивных интриг. Дело, по сути вопроса, далеко не в этом.

В научной или религиозной сфере, а также на светском уровне властных кругов предпринимаются индивидуальные и ассоциированные попытки активного характера по обретению вполне определенной, как бы, «современной истины» в суждениях о знании и вере. Каждому из указанных уровней представляется, что тот, кто первым обретет современную истину, то ли относительно знания, то ли относительно веры, – тому и попустило быть первоопределяющим в многовековом споре между ними. Единственной положительной особенностью является то обстоятельство, что субъективный фактор всеми практически признается все меньше и меньше. Более того, большинство уверено, что таковая современная истина будет даруема кому-то только извне, но для этого необходимо себя активно обозначить, как «особо избранные». Таковым деянием самовыдвиженцы из «придумано избранных» и увлечены с особым азартом. Это следует учитывать, как некий сумбурный промежуточный итог хаоса и не более, но не воспринимать как первоположение или новую осознанную истинную объективную действительность.

Пастух оставил стадо, последствия непредсказуемы, ибо обретение таковой «современной истины» будет фактом последней разрушительной уловки для каких-то временных, но обязательно наказуемых заказных интриг, если это проявится и воплотится не в рамках новых программных определений. Целесообразно этого не допустить, ибо наказание будет весьма показательным и численно масштабным.

Именно в такой важный период, целесообразнее определиться в самой сути прошлых программных исполнительских состояний веры и знания, уточнить поведенческий характер всех категорий бывших исполнителей, уровень и направленность произошедших отклонений и всех их заблуждений с момента недавнего отключения старого процесса управления, как выявленный объективный фактор, непременно учитываемый в основе формирования будущей стратегии на переходный период.

Для этого, в первую очередь, важно уяснить, как философия и теология ранее воспринимали проистечение всего процесса столь длительного противостояния между верой и знанием, почему пришли в конечном итоге к таковому нынешнему состоянию их взаимного полусогласительного отрицания и каким просматривается выход из сложившегося положения с точки зрения современных мыслителей, – это представляет для нас первичный интерес.

Это, на наш взгляд, и должен быть тот важный итог, т.е. тот «сырьевой материал», с которым придется организовывать новые исполнительские состояния «потребности, труд и работа» по воплощению стратегии перехода в иное духовное и душевное состояния на базе иного уровня познания. В процессе нашего исследования следует учесть, что чаще всего свои суждения о вере философия, теология и другие науки увязывали именно с религиозной сферой, так ими было принято. Поэтому и мы будем больше придерживаться этого привычного для них мнения в процессе исследований, ими выражаемых состояний и определений в их ключе суждений.

Ранее, философия, теология и другие науки повинно соглашались с необходимостью и неизбежностью взаимного противостояния, ибо одинаково признавали коренную противоположность знания и веры, не предпринимая каких-либо попыток поиска общей глубинной базовой платформы в сути и сущности своея. Не следует искать корней в догматической или национально-генетической невосприимчивости друг друга, ибо субъективный фактор в этом будет натянут искусственно и это прекрасно понималось и разумно воспринималось сторонами. Исходя из практической логики, любая двухпозиционная модульность отношений, в частности между знанием и верой, предполагает неизбежный триптих состояний лидирования или веры, или знания, или пропорции взаимного ограничения лидерства знания и веры, т.е. логическими обстоятельствами позиционировалось: верховенство веры и отрицание знания; верховенство знания и отрицание веры; дуализм знания и веры.

Первое решение лидерства, т.е. верховенство веры и отрицание знания в явно выраженном варианте просматривалось своим проистечением в два периода: 0÷1433 г.г. и 1433÷1841 г.г. (3.2 Часть 2). Обстоятельствами объективных происходящих процессов одного и другого периода с переменным успехом было действительно обусловлено преобладающее положение веры, имея в виду религиозную сферу, поскольку сам процесс познания носил в то время существенно ограниченный образный характер, как обретающего первичную платформу для своего будущего развития и совершенства. Основополагающие аспекты управления в сфере властности и устроения социальных конструкций бытия людей в основном решались на базе религиозной методологии ценностей и соответствующего этому мировосприятия в целом.

Но вера не может заменить знания полностью, поскольку с ее помощью проявляющийся первичный базис всей проблематики фундаментальных наук решен быть не может, поскольку, как бы ни были убедительны любые декларативные догмы любой религиозной конфессии, но решать проблемы физики, математики, химии, астрономии, политической экономии и других наук, – одной верой или с ее помощью невозможно, поскольку это очевидно. Автономия наук достаточно уверенно обретала и обряжалась в устойчивые формы осознания окружающей действительности, как соответствующий текущий уровень миропонимания, уже к середине XIX века. Просветительский дух религиозной методологии ценностей и ее действенность в сфере властности к этому моменту действительно начали уступать место воинствующему рационализму знаний. Несмотря на столь большую продолжительность указанного исторического периода в верховенстве веры, следует отметить, что фактором времени в таких случаях следует пренебречь, ибо истинные причины, связанные с особенностями длительного программного процесса развития мозга и сложностями проистечения энергобиогенезиса, мы уже ранее излагали. С философским и теологическим мнением самого факта такого преобладания веры над знанием и с постепенным угасанием состояния ее верховенства к концу этого периода, следует согласиться, он практически не оспариваемый сторонами.

Реальный процесс спора и наличие открытого противостояния стал практически и основательно возникать еще в конце XVIII века. Более детальная суть состояний веры и знания, как истинный программный исполнительский процесс этого периода, нами будет рассмотрен несколько позже через призму энергоинформационной диалектики по этапам развития генотипов мозга. Сейчас главное другое, философия и теология так и не смогли задать себе вопрос, – было ли вообще противостояние в этот период, как таковое? К сожалению, ответа на этот вопрос, как и самого вопроса, у них нет. Для нас, это тоже может быть проявлено только после осмысления и обретения результатов исследования по истинной текущей сути веры и знания этого периода.

Второе решение лидерства, т.е. верховенство знания и отрицание веры было менее продолжительным, но считалось философами самым активным и передовым, поскольку знание, по их мнению, изменило мировоззрение людей существенным образом и основоположило необходимость реконструкции бытия людей в целом во всех организуемых и естественных процессах его проистечения. Это философами рассматривалось, как эволюционный скачок, как научный прорыв из темноты ранее неведомого мира. Так ли соответствует это истинному противоположению состояний сторон?

Отщепленной от народного целого интеллигенции всего мира поверилось, что она окончательно вступила в третий фазис развития, окончательно освободилась от пережитков прошлого, что знанием для нее исчерпывается восприятие мира и сознательное отношение к миру, что все человечество тогда лишь станет на высоту самосознания, когда вырвет из своей души семя веры и отдастся гордому, самодержавному, всесильному знанию (Н.А.Бердяев).

Уверенная устойчивость фанатических сторонников научно-позитивного взгляда на мир, признанная философами как крайний рационализм, была обретена к середине XIX века. Всесилие знания должно быть в первую очередь принято психологически, в этом были одинакового мнения, как философы, так и теологи, т.е. если у представителей науки проявляется очевидная вера, но только в знания, то это тоже вера, в каком бы формате она не проявлялась. Но это вера несколько особая, опережая определенные итоги, следует ее справедливее определить, как убеждение. Люди «научного» сознания полны всякого рода вер и даже суеверий: веры в прогресс, в закономерность природы, в справедливость, в социализм, веры в науку и т.д., но именно веры, как особого убеждения. Возьмите самых крупных трибунов наступления научно-позитивной веры, тех, которые во имя будущего человечества страстно отрицали религиозную веру, – Конта, Фейербаха, Спенсера, Маркса, Ленина и т.д. Психологически они все были непоколебимо уверены и каждый в свое нерушимое учение, которое само по себе, являлось такой же недоказуемой догмой, как и религиозная вера, но на своих базовых первоначалах, которые они страстно защищали, не признавая все окружающее.

К примеру, Маркс верил в социализм, как в единственную целесообразную конструкцию будущего общества, как в разумную диалектику материалистического процесса экономики, а сама психология веры лежала в основе рационалистического «научного» марксизма. Им провозглашенная и недоказуемая догма легла в основу образования догмы последующего более высокого порядка, – учение марксизма-ленинизма, получившего свое дальнейшее развитие, как «вера в светлое будущее всего человечества», и имевшего незавершенное практическое воплощение в сфере «лагеря социализма», принеся многие десятки миллионов в жертву.

Все эти люди отрицали веру своим сознанием, но сами они незыблемо верили в ими провозглашенные догмы. Это были именно догмы, так же невидимые, как и объекты религиозной веры. Видимая ли вещь социализм, или прогресс, или всеобъемлющая наука, и могут ли эти вещи быть предметами знания? Все это психологические предметы веры и не более. Быть может, тут избираются недостойные предметы веры, быть может, тут совершается идолопоклонство, Бог подменяется ограниченными и относительно упрощенными вещами, но само психологическое состояние веры не упраздняется, оно было и остается в силе.

Даже в единственность и верховенство научного знания можно лишь верить, научно, позитивно, доказательно нельзя утверждать этой самодержавности и окончательности науки. Некоторые научные теории и постулаты, как в фундаментальных, так и в общественных науках обладали полной незыблемостью своей вечной тверди, но это оказалось все временно, они также легко отвергались, как и провозглашались. Но в период признания их, как объективной действительности, они являли собою веру в такую догму, которая признавалась ими, как незыблемое и единственно верное знание. Мы надеемся, что многие еще помнят лозунги КПСС, на подобие: «Учение Ленина вечно – потому, что оно верно», – комментарии излишни.

Возникает сам по себе вопрос к философии, – какую веру обретенное знание отвергло, если эта вера в само знание есть только лишь состояние психологическое?

Требование научного обоснования веры, доказательства ее истинности неминуемо психологически нелепо, а таковым суждением обнаруживается полное непонимание самой истинной природы и сути веры. Это требование не выполняется, как противниками религиозной веры, так и сторонниками ограниченной веры позитивистической, социальной, ибо их вера в научно-позитивные или социальные догмы также ненаучна, недоказательна, неубедительна для тех, у кого воля обретения потребностей направлена в сторону других догматов, не имеющих с их научными постулатами ничего общего. Наступление некоего мистически совершенного состояния социалистического общества, частично заимствованного коммунистами у Кампанелла (город Солнца), так же было недоказуемо, как и наступление совершенного состояния в царствии Божием. Первую половину сказанного поведенческая история уже отвергла и этот факт более не оспариваемый. Поэтому, многие позволительно предпочли веру в царствие Божие. Пролетариат, например, такая же невидимая вещь, как и нация. Поэтому целесообразно избирать нацию предметом своей веры, а не подвергаться воздействию безумия трибунных агитаторов давно ушедшего ленинизма. Догматы материализма так же не научны и так же недоказуемы, как и догматы любого религиозного богославия.

Для нас проявляется необратимая очевидность, в чем здесь противоречие, может быть налицо взаимное отрицание недоказуемых догм? В таком случае, люди, представляющие разные стороны и обладающие элементарной логикой суждений, должны были бы изолироваться друг от друга, каждый в своей недоказуемости обретенных ими догм и не доводить дело до уровня открытого уничтожающего противостояния какой либо из сторон.

Сложившееся положение длительного и не разрешаемого противостояния веры и знания формирует очевидный и единственный вывод, – какое-то иное обстоятельство, созданное вне воли и желания людей, приводит их к такому устойчивому противодействию и, более того, таковым состоянием осуществляется определенное программное управление. Это до сих пор ни философия, ни теология обсуждать не пытались, как совместно, так и самостоятельно каждая из сторон. От этого они были изолированы чем-то, и наложенное табу было более гарантировано, чем любые попытки его обхода.

Многие мыслители современности пришли даже к такому выводу, что три фазиса Конта не хронологически сменяют один другого в истории, а сосуществуют в человеческом духе. У каждой живой души есть не только научное, но и метафизическое и мифологическое отношение к миру. Эту мысль, чаще звучащую ранее только в религиозной философии, ныне поддерживают многие представители современной классической философии, хотя и по-прежнему находятся на базисе диалектического материализма, что само по себе совершенно необъяснимо.

Вера в бога науки ныне пошатнулась. Не только философия и гносеология, но и сама фундаментальная наука снизу преодолевает влияние множества обрядившихся идолов и божков, как например, в лице Вернадского и его всех современных последователей, расшатывающих все более и более те ранее общепринятые основы знания, которыми наивно питалась материалистическая и позитивистическая философия. Об этом мы достаточно детально упоминали в Части 1. Философия и гносеология выяснили, что наука сама себя не может обосновать, не может укрепить себя в пределах точного знания. Сами первоосновы науки требуют иного, более высокого уровня, философского обоснования. Своими корнями наука уходит вглубь, которую нельзя исследовать просто научно, а верхами своими поднимается к небу, продолжая болтаться посередине со своими до сих пор не доказанными догмами.

Наука отрицает разум и опирается на разум, опирается на опыт и ограничивает опыт. Тут скрыты антиномии науки, на которые должен быть пролит иной философский свет. Даже для людей научного сознания становится все ясней и ясней, что наука просто некомпетентна в решении вопроса о разуме, о вере, откровении, чуде и т.п., сама находясь, порою, на базе той же веры, разума или чуда. Да и какая наука возьмет на себя смелость решать эти вопросы? Ведь ни фундаментальные, ни общественные науки на это не способны, это уже с откровенной самокритичностью признано передовыми учеными.

Науки нет, есть только науки. Идея науки, единой и первоопределяющей, переживает серьезный кризис, вера в этот устоявшийся миф пала, он связан был с позитивной философией и разделил ее судьбу. Попыток создания некой первонауки после философии было достаточно много, чего стоит ее производный продукт марксизм-ленинизм, как наука всех наук, но и она рухнула. Очередная попытка предпринимается и в настоящий момент, после окончательного обрушения теории глобального взрыва и несостоятельности струнной теории, предпринимается безумная попытка создания некой первоматерии с применением коллайдера. По замыслу организаторов этой аферы, должны быть раскрыты все тайны мироздания сразу!

Сама же наука пасть не может, она, по мнению ученых, всегда развиваема по своему, кем-то ориентированному и управляемому значению, но и смиренна по поставленным перед ней задачам, чаще теми, кто совершенно никакого отношения к ней не имеет, а только финансирует. Методологический плюрализм все более и более торжествует в современной научно-философской мысли и этим разрушает свое уходящее единство и прежнюю устойчивость ею же провозглашенных догм. Как она далека от истин, которые находятся вне сферы ранее обретенных ею знаний, даваемых старой Системой!

Наука ничего не знает о той единой субстанции состояния Разума, который и давал познания, управлял осознанием окружающей объективной действительности и в силах был бы отрицать чудесное, но не изолировал людей от него. Но, почему именно так это снизошло к людям, может быть для поддержания устойчивого недосягаемого людьми присносущного состояния веры в интересах какого-то особого управления ими или какими-то другими целями, связанными с обретением знаний иного рода? Ответ на такой чрезвычайно важный вопрос возможен только после уточнения уровней истинных исполнительских состояний процесса познания и веры, по этапам развития генотипов.

Третий, дуалистический тип решения вопроса о взаимоотношении знания и веры, как пришла к единому мнению нынешняя философия и отчасти теология, нужно признать господствующим, наиболее соответствующим современному состоянию людей, но отметим для себя, с разорванным их осознанием окружающей объективной действительности.

Этот, на первый взгляд, компромиссный дуализм признает и знание, и веру, но в определенных навязанных пропорциях взаимных ограничений, и пытается установить ложный мир знания и веры на неком договорном базисе компромисса. Но, кто и каким образом формирует эти пропорции, уж не рынок ли, ибо вся методологическая основа якобы победившей либеральной демократии уверенно декларирует, что все определяющие вопросы устроения бытия людей, а значит равно и вопросы о вере и знании, могут определять только рыночные отношения. Тогда, где таковая биржа и кто может торговать верой и знанием?

Можно ли примириться с дуализмом знания и веры, дуализмом, как бы двух условных и недосягаемых людям Разумов и двух критериев не обретенной, а ранее декларативно даваемой извне «программной истины от скрытого насилия во всем»? Современные дельцы из порочного прошлого бытия, обладающие единственной безумствующей целью в жизни – деньги, такой ответ найдут сразу, но больных и со слабым мозгом существенное меньшинство, более того, они вне будущего.

С нашей точки зрения, таковой дуализм веры и знания очень соблазняет основную часть современных людей, уже не мирящихся с полным отрицанием веры, в глубине сердца своего жаждущих веры, но не имеющих сил преодолеть рационализм сознания и миропонимания, как последствия от ранее обретенных знаний, но это не душевные стенания и не поиск духовной истины. Это, к сожалению, форма урегулирования духовного и душевного дискомфорта, попытка поиска определенных ответов на проявляющиеся неопределенности в таких случаях бытия, когда только базис знания объективности ответов не может гарантировать. Чаще стал встречаться аспект поиска некой индивидуальной жизненной или деловой выгоды от комфортного духовного состояния, которая не может быть предоставлена и гарантирована сферой знания. Со своей стороны необходимо дополнительно подчеркнуть, что осознание окружающей объективной действительности в нынешнее время само становится все более неопределенным и размытым по причине происходящих программных переходов в иное исполнительское состояние людей.

Однако, нынешние философы уверенно заявляют, что современное либеральное, в широком смысле этого слова, сознание не отрицает веры, а видит в вере произвольное, субъективное, необязательное прибавление некой душевной жизни, но добавим, что на базе все возрастающей самости и вседозволенности, и только знанию придается слабенькое автомоторное якобы объективное и общеобязательное значение. Пути, к ранее осознаваемой как подлинной реальности, утеряны, а попытки восстановить прежнее состояние с помощью традиционных средств и действий, как в науке, так и в религиозной сфере тщетны и результативными не могут быть. Рационалистическим сознанием через самопогружение в субъект пытаются воссоздать все утерянное в прошлом. Утеряли Бога и стали выдумывать богов. Богосознание заменилось богоизобретением, в том числе и попыткой воплощения Всевышнего бога Мошиаха в среде иудейской религии, как частный вариант.

Такой дуализм знания и веры может быть весьма опасен для того и другого, особенно в переходный период, ибо он только активизирует разрушения как веры, так и знания, т.е. всего остаточно обретенного при бывшей контактности с субстанцией состояния прежнего программного Разума! В этой связи, как философии, так и теологии следует признать неразумность дуализма и объединиться во имя обретения ассоциированных конкретных усилий и действий по низвержению ранее имевших место трех типических решений в затянувшемся противодействии между верой и знанием.

Наиболее прогрессивные философы осознают, что при такой постановке вопроса между знанием и верой не существует той противоположности, которую традиционно предполагали ранее, а задача заключается совсем не в том, чтобы взаимно ограничить области знания и веры, допустив их состояния лишь в кем-то установленной дозированной пропорции. Необходимо, в первую очередь, вообще исключить какое либо дозирование, ибо там, где дозирование проявляется, немедленно появятся соответствующие дорогие «дозаторы».

Следует для себя осознать беспредельность знания с той точки зрения, что люди не могут и не участвуют в определении пределов такого уровня вообще, поскольку таковые пределы могут формироваться только извне, тем более без воли и желания людей.

Может ли быть беспредельность веры? Если речь идет о вере относительно религиозной сферы, то предельность ее определена и соизмерима с ее основополагающей соответствующей догмой и если у кого-то возникнут желания придать таковой догме мерность, то это будет демонстрирование полного непонимания сути последнего. Нам представляется, что уместно и справедливо было бы отметить о не единственности религиозной веры. Если же речь идет о вере в научные догмы, то и в этом случае таковая мерность определяется мерностью самой научной догмы, но она предельна результатами завершенных опытовых исследований, которые либо подтверждают таковую, либо ее отвергают. В любом случае, – это совершенно разные веры, как состояния исполнительных процессов единого управления, но для разных вовлеченных категорий людей, отличающихся разграничением по генотипам и функциям мозга. В незнании этого кроется вся суть ошибочных взглядов философов и теологов, как следствие ряда введенных информационных ограничений, установленных ранее со стороны старой Системы.

Но, тем не менее, нынешняя религиозная философия по-прежнему пока еще утверждает, что противоположность знания и веры есть лишь аберрация слабого зрения, что только религиозная истина – верховна, вера – это подвиг отречения от благоразумной рассудочности, после которого постигается смысл всего. Но окончательная истина веры не упраздняет истины знания и долга познавать. Научное знание, как и вера, есть проникновение в реальную действительность, но частную, ограниченную; оно созерцает с места, с которого не все видно и горизонты замкнуты. Утверждения научного знания – истинны, но ложны его отрицания. Наука, верно, учит о законах природы, но ложно учит о невозможности чудесного, ложно отрицает иные миры. И в скромности знания – высшая гордость науки. Тот высший гнозис, который дает нам вера, не отменяет истин науки как низших. Низших истин нет, все истины равны. Религиозный гнозис, как особо высшее познание, лишь превращает частную научную истину в истину полную и цельную, в истину как путь жизни. Но гнозис веры, как наивысшая ее стадия, дается внутренним подвигом самоотречения, который и допускает к высшим реальностям.

А где же этот истинный путь жизни, это определение индивидуальное или ассоциированное для всех, и кто может определить таковой путь людям и, наконец, кто выведет людей из нынешнего состояния безумия и неразрушимых пороков? Вот вопрос, на который хотелось бы иметь полное определение и уверенность в будущем, то ли он будет определен и выражен от стороны знания, толи от веры! А если этого нет, может в таком случае остается опереться только на одно чудо?

Но и в этом случае между верой и знанием не все так просто. Наука бессильна решить вопрос о чуде и в этом теология себя пытается вести более уверенно. Бессилие науки возразить против веры в чудесное слишком ясно для непредубежденного в это. Все более уверенно открывается то, что победоносные возражения науки против возможности чуда, в самой сущности научных постулатов, основаны на особенной вере, т.е. на суеверии, хотя сама наука пытается это отвергнуть. Позитивисты и рационалисты от науки не знают и не могут знать, насколько возможно или невозможно чудо; они верят, что невозможно, их воля на это устремлена. Имеется весьма любопытный пример: огонь «святый», который реально проявляется один раз в год в строго определенное время. Как сам факт, – это неопровержимо и наука это признает!

Это покажется парадоксальным, но по существу действительно неопровержимо: наука и религия говорят об одном и том же чуде, согласны в том, что в пределах познанной природы чудо невозможно и чуда никогда не было. Для религиозной веры не страшно, когда наука говорит, что по законам природы чудо невозможно, допущение чудесного проявления нелепо; вера и сама это хорошо знает. Но, ей и не надо чуда, совершающегося в порядке познанного природного проявления или во исполнение ее законов. О силах же сверх природных, о воплощениях невидимых, раскрывающихся и значимых только для веры, – наука ничего не может сказать ни положительного, ни отрицательного. До сей поры наука не может объяснить и опытным путем воспроизвести таковой огонь «святый», но и опровергнуть проявление его, как факт, не могут, т.к. таковой физический процесс происходит, может быть это и есть для нынешней науки, то самое чудо, наличие которого заранее ими опровергнуто! Тогда лишь сознательно укрепляется идея чуда, когда устанавливается и противоположная идея закономерности природы. Для первобытного человека все одинаково чудесно, все естественное, природное одинаково таинственно и объяснимо лишь силами сверхъестественными. На этом уровне осознание чудесного не приобретает еще специфического значения, оно расплывается в таинственности всей непознанной природы. Лишь только с осознанием закономерностей природы связано осознание чудесного, как порождения сил сверх природных проявлений, как действия «Божией благодати».

В этой связи, согласно религиозной философии в отношении понимания природы самой веры, не вера должна рождаться от чуда, в чем было бы одно из искушений, а чудо дается для веры. Вера от чуда была бы насилием, принуждением. Это все, то же самое желание, знать невидимые вещи и неспособность в них верить, отказ от подвига веры. Чудо, в которое верит религия, не уничтожает и не отрицает законов природы, открытых научным знанием. Закономерность остается в силе и в том случае, если произошло чудо. Чудо, есть победа благодатных и сверх природных сил над теми природными силами, которые обязательно действуют планомерно, а не отмена закономерности познанной природы.

Закон не должен быть персонифицирован, закон есть лишь способ единообразного действия данных сил. Сам закон остается в силе даже в том случае, если данные силы побеждаются силами иными, пока еще не познанными. Действие всякого закона может быть обнаружено лишь путем изоляции и эксперимента. В сложном взаимодействии сил природы мы не наблюдаем действия закона в чистом виде, так как он всегда может быть парализован законами иными. Факт закономерности природы совершенно неопровержим и нимало не отрицает возможности чудесного проявления. Отрицание же сил иного мира – вне компетенции науки, призванной лишь открывать закономерность данного мира. Чудесное, – есть победа над природой и над роковыми результатами действующих в ней сил, но не отмена законов природы, не отрицание науки, открывающей законы природы. Ведь, в сущности, магия так же может быть признана таким же закономерным научным знанием, как и физика, и столь же отличным от всякой религиозной веры.

Указанные обстоятельства позволяют нам прийти к объективному умозаключению, что такое взаимное антагонистическое отношение каждой из сторон к чуду, опять же вызвано не причинами в обладании совершенства или преимуществ какой-то одной из них, а изоляцией обеих от истинной сути не всего происходящего, а только проявленного и как-то осознанного. Вполне обоснованно и очевидно, что только по одной этой причине и чудо нам не сможет помочь. Ибо на все процессы, связанные с формированием необходимых комплексных условий обитания на Земле и организация развивающихся процессов бытия людей, влияют не только проявленные, но и иные процессы, гораздо более совершенного и невидимого формата, чем ныне предположено и обосновано догмами обеих сторон.

Поскольку обстоятельства перехода на иное управление позволяют, нам попустило для нынешних состояний веры и знания, прояснить объективно то, что чудо – это непознанное людьми естество, как неосознанная окружающая объективная действительность по причине изоляции людей от истинного познания  свершенного и проявленного в сферах реальностей, неощущаемых ими.

Состояние неуправляемого дуализма в отношениях между верой и знанием, особенно в последний момент после выключения процесса старого программного управления, интересен еще и тем, что не менее активные баталии происходят на поле брани между догмами сторон в направлении суждений относительно подхода и осознания сути и сущности разума.

По мнению религиозных философов, рационалисты и позитивисты от науки очень часто и необоснованно злоупотребляют ссылками на разум. Они позволяют себе слишком многое необоснованно и декларативно отвергать как неразумное, как противное разуму, но сами в сей момент, предпринимают немало усилий в формировании некоего нового мирового и ими управляемого разума. Имеют ли они право в таком случае поминать самое имя разума? По мнению философии, разум есть онтологическое, а не исключительно гносеологическое понятие. Согласно философским традициям допущение разума совершается по согласию онтологии и гносеологии и ведет к тождеству объекта и субъекта, по крайней мере, именно так и было догматически принято той же наукой ранее. В онтологическом своем значении, по ранее принятому общему пониманию, разум воспринимался и осознавался, как положительный смысл самого бытия, как конечная цель, как источник определения целесообразного пути развития цивилизации, как такового. Отрицание такого общепринятого мирового смысла есть, вместе с тем, и отрицание самого разума, как очевидное следствие. Как только разуму со стороны науки было придано исключительно гносеологическое или субъективно-психологическое значение, он потерял свой вселенский характер и превратился в разум малый, т.е. в людской рассудок. Между разумом вселенским и разумом человеческим произошел болезненный разрыв. Это очень хорошая выявленная особенность текущего состояния, но жаль, что определена, как таковая, не наукой.

Начало выветриваться всякое содержание из идеи разума, а значит и теряется всякое право оперировать с самим словом разум. Современная философия окончательно порвала с разумом и вряд ли имеет право ссылаться на неразумность чего-либо. Неразумность, бессмысленность всего мира так и не признается современной философией, и потому не смеет она говорить о неразумности, бессмысленности ныне происходящего хаоса во всем, не может объяснить она и истинную причинность концентрации всех пороков человеческих именно в этот период.

Это чрезвычайно важный факт и важное заключение со стороны теологии, но и она в свою очередь не до конца возымела истинность происходящего. А потому и ищет причину и путь выхода из этого состояния совершенно в другом направлении. По их мнению, чудо разумнее необходимости, чудо согласно со смыслом мира сего. В чуде возвращается разум и смысл, осуществляется высшее назначение бытия, исходящее в своей основе от Всевышнего, а вот умирание по законам природы неразумно и бессмысленно, поэтому отрицает назначение такого бытия, в каковое ввергнуто все общество ныне со всеми своими пороками.

Нельзя смешивать разум с необходимостью, как то делают рационалисты. Давящая закономерность природы порождена совсем не тем разумом, который необъективно понят и осознан, при насильственном воздействии извне. Потому природа, как созданная окружающая среда обитания, не только необходима, а вообще не зависима от воли и желания людей, будучи сама под воздействием иных программных процессов управления, чаще имеющих не проявленный характер, происходящих в других состояниях реальностей. Более того, так называемая природа, создана не для того, чтобы в ее среде обитали только одни люди и организовывали какое угодно придуманное ими свое бытие, разрушая природную гармонию, как окружающую среду.

Поэтому, люди не могли обладать собственным разумом, они могли только иметь определенное контактное состояние с ним, организованное для них извне с помощью комплексов и объектов, и о таковом состоянии достаточно изложено в Части 2. Пожалуй, можно в чем-то согласиться с теологией, в плане примененного ими поведенческого определения такового состояния условного разума, как рассудок, но не более того. Поскольку, понимаемый ими рассудок, как не понимаемое ими же временное контактное состояние с разумом, ныне полностью не управляем со стороны бывших комплексов и объектов, по причине полной локализации деятельности последних, значит и рассудок людей локализован, как следствие.

В этом-то и есть суть главной проблемы: как придать временную управляемость так называемому рассудку, чтобы подвести его к гармонии с субстанцией состояния нового Разума в дальнейшем, за короткий переходный период.

Нами рассмотрена лишь некоторая часть базовых направлений разносчитываемой и обретаемой сторонами, якобы истины, по которым проявлялись не только несогласия сторон, но и противостояния. Каких только ярлыков и определений не навешено за тысячелетия в деятельности мыслителей с обеих сторон, по вопросу истины. Для нас, нет более необходимости в рассмотрении всех тонкостей дуэльных посылов, которые имели место на протяжении всей истории противостояния между верой и знанием, ибо указанного вполне достаточно для итогового вывода текущего по ним состояния взаимоотношений. Доверие к абсолютной науке, к возможности построить научное миропонимание, удовлетворяющее природе всех потребностей человека истинного, подорвано. Также подорвано и доверие к абсолютной философии; в отвлеченную философию почти никто уже не верит. И наука, и философия подводят к великой тайне; но та лишь философия хороша, которая проходит весь путь до последней тайны, которая должна быть раскрыта через совершенное осознание истинной окружающей объективной действительности. Не сумела раскрыть эти тайны и религиозная философия, пытающаяся через методологию мистического и догматического характера обрести и подать это.

По сути, спорят не вера и знание, спорят две сферы догматических базисных откуда-то проявленных основ, с непоколебимым упрямством позиционируя не свое преимущество, а неспособность противной стороны в познании тайн окружающей нас истинной объективной действительности. Более того, инициируют и позиционируют таковой спор всего лишь отдельные индивиды, втягивая в это все разноликие  общества людей. Именно по этой причине признавать их противостояние будет полным абсурдом, его просто нет в таком виде, как представляют себе обе стороны. В новой стратегии именно из этого и следует исходить.

 

Читать далее Глава 2-3